Ровно 10 лет прошло со дня начала столкновений в Жанаозене. С мая по декабрь 2011 года тысячи нефтяников выходили на протесты и забастовки, требуя выплат зарплат и премий.

16 декабря забастовка завершилась массовыми беспорядками, стрельбой и убийствами. Неизвестные лица подожгли машины и здания, в ответ полиция открыла огонь по толпе.

По данным правоохранительных органов, в ходе столкновений погибли 17 человек, десятки получили ранения. Но очевидцы жанаозенских событий утверждают, что это были не просто беспорядки, а «настоящая война».

Публикуем монологи трех свидетелей произошедшего в Жанаозене.

«Беспорядки устроили не нефтяники, а неизвестные люди»

Меня зовут Шолпан Утекеева. Мой муж — нефтяник, бастовал на центральной площади с мая по 16 декабря 2011 года. С 2008 года нефтяники «Озенмунайгаза» должны были получить бонусы в несколько коэффициентов к зарплате (1,8 — прим. ред). Но руководство не выплачивало деньги. Люди были возмущены, и в мае 2011 года объявили голодовку. Изначально протестовали пять тысяч человек, однако в декабре их осталось всего 1 200. Некоторые отказались из-за угроз, другие не хотели лишаться работы. К тому же декабрь, похолодало.

Все началось 15 декабря. После обеда на центральной площади города начали устанавливать юрты. Обычно на День Независимости у нас не было концертов, юрт, но тогда акимат решил это сделать.

Нефтяники пришли в ярость, увидев постройки. «Мы здесь уже несколько месяцев голодаем, зачем вы устраиваете праздник?» — спрашивали они у рабочих, которые ставили юрты. Некоторые рабочие, смутившись, хотели вернуться, но организаторы их не выпустили. За происходящим наблюдали 20 сотрудников полиции.

Вечером устроили праздничный ужин. Местные компании поделили юрты и стали готовить еду, резали барана. Наши поняли, что это провокация, и решили вернуться домой.

На следующий день началось торжество: разделывали мясо, совершали ритуалы, разрезали путы ребенку, проводили обряд обрезания. Делали, что хотели. Полицейские высмеивали нефтяников, бросали в них кости, оставшиеся от съеденного мяса. Получается, работники, бастующие семь месяцев подряд, оказались тогда никому не нужны. Такое отношение задело их.

После обеда вспыхнули беспорядки на площади. Я не могла понять, как все началось. Была дома, сразу выбежала. Все кричали, кто-то разрушал сцену. Бастующие нефтяники кричали своим не уходить с площади, чтобы их не обвинили (в начавшихся беспорядках — прим. ред).

Беспорядки начали не наши нефтяники, а третьи лица. Были люди в новой форме нефтяников, мы раньше их не видели. Говорят, это были детдомовские ребята, их специально так одели и вывели на площадь для восстания.

Затем началась стрельба. Сначала мы думали, что полиция стреляет из травматических пистолетов, но оказалось, что пули настоящие. Я увидела юношу с ранением головы. Перевязала его рану тем, что попалось под руку — это оказался праздничный белый флаг с надписью «Остановите войну». Потом узнала, что парень умер — его отец пришел ко мне, узнать, не я ли завязала тот платок. Он не мог сдержать слез.

Моего мужа тоже ранили. Когда пошла на помощь, увидела, что он в одной машине с другими ранеными. Автомобиль был полон крови. Пришлось самим везти людей в больницу. Там не было ни машин скорой помощи, ни пожарных, хотя вокруг стреляли в людей и поджигали здания.

Все три этажа больницы были забиты ранеными. Я бы сказала, что там собралась половина Жанаозена (население Жанаозена тогда составляло 120 тысяч человек — прим. ред). Кровь лилась рекой. Не хватало носилок. Некоторых раненых заворачивали в ковры.

Те, кому не хватило палат, лежали на полу в коридоре. Все было как на настоящей войне.

Раненых было так много, что из Актау приехали 7-8 машин скорой помощи, забрали пациентов, в том числе моего мужа. В следующие четыре месяца его оперировали пять раз, мы даже ездили в столицу для лечения. 

По словам жанаозенцев, после инцидента ОМОНовцы делали, что хотели: задержанных отвозили в подвалы ОВД, обрызгивали водой, держали голыми, а женщин насиловали. Про это никто не говорит открыто, но когда-нибудь придет время, и мы все узнаем правду.

ОМОНовцы не отходили от больных. Брали отпечатки пальцев у нефтяников, находящихся между жизнью и смертью, охраняли их с холодным оружием. Родственникам, которые давали интервью журналистам, угрожали уголовными делами. Меня тоже пугали: якобы я распространяла ложную информацию, и за это конфискуют имущество.

Власти говорят, что застрелены были 17 человек, правозащитники — что убито около сотни. Я думаю, погибших еще больше, потому что знаю многих людей, потерявших родственников в этой трагедии. Причем в рапортах не указывали, что в них стреляли, написали, что люди умерли от разных заболеваний, например, сердечного приступа.

Все это чистая правда. Спросите у любого жителя Жанаозена, они подтвердят мои слова. Однако многие боятся правды, и пока эта коррумпированная система не рухнет, правда не всплывет.

Нас подавили. Сколько ни в чем не повинных людей сидят в тюрьмах? Арона Атабека тоже убили. Люди проснулись, стали грамотнее, но им надо зарабатывать на жизнь, сохранить работу, поэтому мы не можем защищать свои политические права.

«Стоят три автобуса. В двух из них — одни трупы»

На тот момент мне был 21 год, я жила в Актау.

Не помню точной даты, но еще до 16 декабря мой друг Кайрат поехал домой в Жанаозен и пропал. Из-за массовых беспорядков в Актау и Жанаозене не работали телефоны и интернет. Его мать не могла найти места от переживаний. Дорога в Жанаозен закрыта, вход и выход строго для военных.

19 декабря она попросила поехать в Актауский морг и поискать там Кайрата. Ходили слухи, что в Жанаозене полно трупов, и тела убитых отправляют в Актау. Мать Кайрата сказала: «Конечно, я не хочу плохих вестей, но все-таки сходи, узнай, если нет трупа, как я его похороню?». Я пошла в морг в 26-м микрорайоне.

Это было ночью, и несмотря на комендантский час, в морге находились люди. Все искали знакомых и родственников. Оказалось, днем людей было еще больше.

Я встретила знакомого полицейского. Вышла на улицу, а там стоят три автобуса без сидений. В двух из них — одни трупы. Все раздетые, лежат друг на друге, и женщины, и мужчины. Запах крови стоит. Тела уже начали гнить. Прибежал тот знакомый, сказал: «Уходи, если ОМОН заметит, они тебя застрелят».

Через два дня мы узнали, что мой друг жив — он уехал в аул Тенге, а не в Жанаозен, и не мог связаться с нами из-за плохой связи.

16 декабря, после того, как спецназ открыл огонь по людям в Жанаозене, 40-50 человек в Актау пошли в районный акимат и требовали объяснений, почему стреляют, почему убивают невинных. Некоторые искали пропавших без вести родственников и требовали передать их тела.

Среди актауской молодежи события в Жанаозене еще долгие годы были главной темой для обсуждения, а сами жители этого городка боялись что-то сказать.

Как-то, спустя несколько лет после событий, мы с друзьями пошли в караоке. Там встретили мужчину, который сказал, что раньше служил в ОМОН, а в декабре 2011 года был в составе спецподразделения в Жанаозене. Выпив, он рассказал, что по приказу убил трех мирных жителей.

«Последние 2,5 года забыл о сне. Закрываю глаза и вижу их. Я застрелил двух маленьких детей, а затем — взрослого. Потом узнал, что человек умер в реанимации. Было много крови», — заплакал он.

По его словам, начальство сказало ему подать в отставку, и заверило, что никто не узнает, что он сделал. Таким образом, дело было закрыто. Кто именно отдал приказ, мужчина не сказал.

«Я пока хочу жить, не хочу умирать, но я не знаю, как жить. Если захочу покончить жизнь самоубийством, скажу, кто отдал приказ», — сказал он.

Я ответила, что не стоит говорить. Боялась, если узнаю, меня заберут.

Знакомый потом подтвердил, что тот парень действительно был ОМОНовцем, и в декабре 2011 года «следил за порядком» в Жанаозене. Позже он пристрастился к наркотикам, работал охранником, но был уволен за наркоманию. Чем он сейчас занимается, я не знаю.

«Нет доверия ни правительству, ни акимату»

Я уроженка города Жанаозен. На момент происшествия была студенткой, училась в другом городе.

16 декабря приехала в Жанаозен на каникулы. Открываю дверь, а дома никого нет. Оказывается, родители уехали в Актау. Позже они мне позвонили и сказали, что в центре что-то происходит, и велели запереть дом — мы живем в частном доме на окраине. С работы пришел мой брат, очень встревоженный. Велел не шуметь, выключил везде свет, закрыл двери, ворота, на видном месте постоянно держал что-то, похожее на дубинку. 

Через некоторое время началась стрельба в небо в районе центральной площади. Как будто кто-то нарочно стрелял в воздух. Мы ничего не видели, но были в ужасе, сильно испугались.

Вскоре отключили телефонную линию, интернет, закрыли город. Мои родители смогли вернуться только на следующий день. ОМОН тщательно обыскивал каждого, кто пытался проехать из Актау в Жанаозен. По приезде отец рассказал, что его силой вытащили из машины, рылись в его вещах, очень грубо общались. Сотрудники ОМОН агрессивно себя вели, были взволнованы. Но моим родителям все же удалось проехать в город и добраться до дома.

Хоть стрельба в городе и закончилась, обстановка оставалась пугающей — введен комендантский час, люди боялись выходить на улицу. По всему Жанаозену ОМОНовцы останавливали прохожих, могли силой запихать в машину и увезти в непонятном направлении.

Отца моей знакомой на улице поймали и забрали куда-то представители ОМОН. В итоге он все же добрался до дома, но умер прямо у порога, у него были все органы повреждены. Знакомая ходила по разным учреждениям, поднимала шум, просила отчет о задержании отца. Ей начали поступать угрозы, пришлось прекратить все это делать, просто молча признать смерть отца как данность.

Моего брата ОМОНовцы задерживали несколько раз, забрали ценные вещи, неоднократно допрашивали без причины. Однажды он вышел из дома и исчез. Мы забили тревогу и начали поиски. Домашнего телефона не было, пошли к соседям. Дверь никто не открывал. У всех свет выключен. Брат все же благополучно вернулся: он и его товарищи, спрятавшись, наблюдали за ситуацией в городе.

Завоевать доверие людей после таких событий будет непросто. Люди боятся, не доверяют ни одному работодателю. Между нефтяными компаниями и их сотрудниками есть дистанция. После событий в Жанаозене работодатели преследовали и увольняли забастовщиков.

По официальным данным, в результате перестрелки погибли 17 человек, но жители этому не верят. Каждый жанаозенец знает, что цифра занижена в несколько раз. Некоторых убитых выдали за исчезнувших при непонятных обстоятельствах. Их родным пригрозили, а может даже денег дали, чтобы не поднимали шума. На YouTube можно посмотреть, что полиция стреляла по кому угодно. Сейчас нет доверия ни правительству, ни акимату.

Акимат города до сих пор не отмечает 16 декабря и Наурыз. Раньше мы праздновали, сейчас уже нет. Народ даже День Независимости не считает праздником.

В ноябре аким Мангистауской области заявил, что в этом году официальных поминок в честь жертв погибших во время событий в Жанаозене не будет:

В самом Жанаозене хороших новостей достаточно. Мы уважаем память погибших людей в Жанаозене. Мы оказываем помощь 72 пострадавшим людям. Считают правильным говорить не только про Жанаозен, но и про другие события в регионе по очереди. Официальных мероприятий (чтобы почтить память погибших — прим. ред.) не будет. Каждый в своей семье может проводить садака (поминки) по традиции народа. Некоторые планируют почтить память при своих организациях, а так повсеместно на уровне области такого мероприятия не будет. В наших планах такого мероприятия нет.