В 1990 году, 13 апреля, СССР впервые признал свое самое громкое военное преступление — массовое убийство пленных польских офицеров, совершенное с апреля по май 1940 года. В мире оно известно как Катынский расстрел. Семьи расстрелянных поляков были депортированы в Казахстан. 

В «Катынь» на данный момент включают как убийство 4 тысяч офицеров в Катынском лесу Смоленской области, так и внесудебные казни в нескольких спецлагерях НКВД. Всего, согласно рассекреченным документам, можно говорить о внесудебном убийстве почти 22 тысяч пленных офицеров, полицейских, чиновников и представителей интеллигенции. 

Расстреливались граждане другого государства — Польской Республики — поэтому это событие квалифицируется как военное преступление. Советская власть отрицала свою вину на протяжении 50 лет, заставляя при этом самих поляков, граждан марионетичной «Польской Народной Республики», принимать искаженную версию истории. 

Рассказываем, что такое «Катынь».

При создании статьи использовались книги: 

«Катынь. Март 1940 г. — сентябрь 2000 г.: Расстрел. Судьбы живых. Эхо Катыни. Документы». Издательство: «Весь Мир», 2001.

Katyn. A Crime Without Punishment. Edited by Anna M. Cienciala, United States of America; Natalia S. Lebedeva, Russian Federation; Wojciech Materski, Poland.

Выражаем особую благодарность историку Ивану Соколовскому за помощь с подбором литературы и проверкой фактов на достоверность

Как проходила подготовка к расстрелу

Подготовка расстрела началась с письма Наркома (министр в тогдашнем СССР — прим. ред.) внутренних дел Лаврентия Берии Иосифу Сталину, написанного не позднее 5 марта 1940 года. Берия доложил, что в лагерях на территории Западных Беларуси и Украины, отторгнутых от Польши по пакту Молотова-Риббентропа, содержится множество польских военных, полицейских, разведчиков и чиновников, а также участников «контрреволюционных и националистических» повстанческих группировок. 

Военнопленные офицеры и полицейские, находясь в лагерях, пытаются продолжать к-р [контрреволюционную] работу, ведут антисоветскую агитацию. Каждый из них только и ждет освобождения, чтобы иметь возможность активно включиться в борьбу против советской власти, — писал Берия. 

Народный комиссар рекомендовал «рассмотреть в особом порядке» дела пленных поляков с целью «применения к ним высшей меры наказания — расстрела». Он мотивировал это тем, что они являются «неисправимыми врагами советской власти», а также предложил провести дела «без вызова арестованных и без предъявления обвинения, постановления об окончании следствия и обвинительного заключения». Судя по документам, именно Берия руководил операцией на всех её этапах.

Предложение Наркома внутренних дел рассмотрели 5 марта 1940 года, на 13 заседании Политбюро Центрального Комитета (ЦК) Всероссийской Коммунистической Партии большевиков (ВКП(б)). Об этом свидетельствует выписка из протокола заседания. Политбюро приняло решение «рассмотреть в особом порядке» дела 14,7 тысячи военнопленных офицеров — а также находящихся в лагерях западной Беларуси и Украины 11 тысяч польских граждан. Решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. было принято по инициативе Сталина и оформлено в соответствии с письмом Берии в его адрес. 

Подготовка к операции «разгрузки лагерей и тюрем», как она именовалась во внутренней переписке органов НКВД, началась незамедлительно. С 7 по 15 марта прошел ряд совещаний в Москве. В состав тройки, занимавшейся вынесением приговоров пленным полякам, поставили ближайших людей Лаврентия Берии — начальника Главного управления государственной безопасности Всеволода Меркулова, его заместителя Богдана Кобулова, а также начальника 1-го спецотдела НКВД СССР Леонида Баштакова. Баштакова назначили на этот пост в день подписания решения о расстреле. 

На совещание 13 марта, посвященное предстоящей «разгрузке», были вызваны начальники Козельского, Старобельского и Осташковского лагерей и их особых отделений. Там присутствовал и Дмитрий Токарев, бывший начальник управления НКВД по Калининской области и один из исполнителей будущей «разгрузки» Осташковского лагеря. По его свидетельству, уже на втором совещании от 14 марта Богдан Кобулов заявил, что «по решению высшего руководства четырнадцать тысяч поляков, арестованных в сентябре 1939 г, должны быть расстреляны». 

Какая судьба ожидала семьи растрелянных 

Еще 7 марта Берия выпустил директиву с приказанием провести депортацию семей поляков, приговоренных к расстрелу. В ней Народный комиссар указал, что выселение сроком на 10 лет нужно провести уже к 15 апреля — а в качестве пункта назначения указал Казахскую ССР. Членами семей государственные органы считали «жену, детей, а также родителей, братьев и сестер, в том случае, если они проживают вместе с семьей арестованного или военнопленного». 

Для более удобного проведения депортации Берия приказал Петру Сопруненко, начальнику управления НКВД по делам военнопленных, составить точный список пленных поляков, включающий информацию об их семьях. Сопруненко, в свою очередь, отправил аналогичные приказы лично начальникам лагерей — и предписал в пятидневный срок составить список, включив в него в том числе адреса членов семей репрессируемых, вплоть до отцов и матерей. 

10 апреля 1940 года вышло постановление Совета Народных Комиссаров (СНК) СССР «О выселении из западных областей УССР и БССР лиц, указанных в Постановлении СНК СССР от 2 марта 1940 г». Казахстанскому СНК предписывалось подготовиться к размещению, бытовому устройству и трудовому использованию в северных областях Казахстана более чем 20 тысяч семей польских военнопленных и узников лагерей, подготовленных к расстрелу. Более подробно об условиях советских депортаций мы рассказывали в одном из наших материалов. 

ЧИТАТЬ ПО ТЕМЕ: «Акт приема и сдачи переселяемых семей»: зачем СССР массово депортировал народы в Казахстан. 

Как указ был приведен в исполнение

Уже 16 марта власти начали подготовку справок, по которым «тройки» должны были выносить полякам расстрельные приговоры. В тот же день Сопруненко получил от Богдана Кобулова специальную форму справки, в которую нужно было вписывать краткую формулировку обвинения, статью из УК и приговор к расстрелу. 

Для сохранения секретности операции чиновникам категорически запрещалось заказывать новые бланки справок в типографиях — об этом свидетельствует письмо Сопруненко начальнику одного из лагерей, в котором он запретил печатать новые справки. Сотрудникам НКВД пришлось использовать старые бланки, оставшиеся с 30-х годов. 

НКВД тщательно проработало план транспортировки пленных к месту казни таким образом, чтобы число задействованных лиц сводилось к минимуму. Заключение на расстрел заполняли сотрудники 1-го спецотдела республиканских НКВД, затем справки шли в «тройку». 

Справки заполнялись быстрыми темпами, поэтому нередки были ошибки в датах, званиях, именах и орфографии. Петр Сопруненко ответственно следил за ходом операции — и в одной из телеграмм жаловался на то, что в «присланных личных делах пленных большая путаница», а в документах «искажены фамилии, имена». По его мнению, справки заполнялись «небрежно». 

Операция была приведена в исполнение в конце марта. Уже в апреле три упомянутых выше спецлагеря — Козельский, Старобельский и Осташковский — получили предписания на отправку заключенных. Пленных отправили в Смоленск, Харьков или Калинин в распоряжение областных УНКВД — на расстрел. 

При этом на казнь отправились только 14 587 человек — 97% от всех содержавшихся в лагерях поляков. Причина, по которой власти пощадили остальные 384 человека — а их вывезли из лагерей по личному приказу Меркулова — неизвестна до сих пор. 

Пленные даже и не догадывались, что их ждет. По сообщениям комиссаров лагерей, заключенные поляки были в приподнятом настроении. Они думали, что их отправляют обратно в Польшу, на Родину 

О дальнейших событиях не сохранилось документации. НКВД не сделало ни одного документа о процедуре расстрела. Судить о том, что происходило, можно только по результатам эксгумаций. Так, в Катынском лесу поляков расстреливали прямо в мундирах и при орденах — прямым выстрелом в затылок над братской могилой. В Калинине и Харькове расстрелы производились в подвалах тюрьмы УНКВД. 

Параллельно с расстрелом вывезенных военнопленных, в других лагерях Западных Украины и Беларуси также прошли массовые казни содержавшихся там 7 305 поляков, не относившихся к изначальному приказу «разгрузки лагерей». Получается, в общей сложности расстрелу подверглись 21 857 человек. 

Какая судьба ожидала палачей

За «успешное выполнение спецзадания» Берия наградил 125 работников НКВД, занимавшихся «разгрузкой лагерей». Для осуществления казни, помимо сотрудников самих лагерей, была вызвана расстрельная команда из Москвы. При этом общее количество людей, осуществлявших расстрел, оказалось довольно небольшим — пришлось привлекать причастных к перевозке конвоиров, шоферов и сотрудников среднего звена. 

Участие в массовой казни не очень хорошо сказалось на психическом здоровье этих работников. Среди палачей в будущем был распространен алкоголизм, некоторые покончили жизнь самоубийство. Большинство из них не призналось в участии в военном преступлении. Историкам удалось получить свидетельства только от двух сотрудников НКВД, участвовавших в операции — упомянутого ранее начальника УНКВД по Калининской области Дмитрия Токарева и работника Харьковского УНКВД Митрофана Сыромятникова. 

Согласно показаниям Токарева, расстрельную команду из Москвы прислали для руководства операцией в Калинине. Там палачами выступили в общей сложности 30 человек. Больше всего, по словам Токарева, расстреливал майор госбезопасности Василий Блохин — он же привез из Москвы пистолеты «Вальтер» для казни. 

После расстрела трупы грузили на машины и закапывали в братских могилах в окрестностях села Медное. Позже из таких захоронений было эксгумировано 6 тысяч пленных поляков. Захоронение было найдено в 1991 году на значительном расстоянии от села — там, куда немцы в период войны не сумели дойти. 

По схожей схеме «доставка из спецлагеря в спецтюрьму — расстрел — захоронение» казни происходили и в Харькове со Смоленском. При этом в Смоленске расстрелянных хоронили в печально известном Катынском лесу. Именно это захоронение дало название всему военному преступлению — и именно с него начались расследования, дошедшие до конца только в 1990 году. 

Расследование нацистов

В июле 1941 года немцы заняли Смоленск, их штаб был размещен на бывшей даче НКВД. Вскоре польские рабочие, чей труд использовали немцы, выяснили от местных русских о неких могилах расстрелянных поляков. Поляки, самостоятельно проведя раскопки, обнаружили военные знаки отличия, нательные кресты и человеческие кости. Изначально эта находка не заинтересовала немцев — но вскоре лейтентат Фридрих Аренс устроил самостоятельный допрос и приказал солдатам начать раскопки. Именно так были обнаружены массовые захоронения. 

О находке сообщили командованию армии — и немцы быстро поняли, что могут воспользоваться расстрелом в своей пропаганде. Их целью было настроить поляков против Красной Армии, а также поссорить Союзников друг с другом. Геббельс даже отметил в своем дневнике, что дал разрешение послать в оккупированный Смоленск нейтральных журналистов. 

Вскоре, 10 апреля, Смоленск посетила польская делегация. Поляки, за исключением одного прогерманского журналиста, отказались делать заявления в пользу немецкой пропаганды. Вместо этого они передали находки командованию Армии Крайовой — польского сопротивления. Через них данные попали к польскому правительству в изгнании, находившемуся в Лондоне. 

Вскоре немцы выпустили несколько заявлений, в которых обвинили СССР в военном преступлении — и назвали свою версию количества жертв, 10 тысяч человек. Интересно, что это число оказалось даже меньше, чем в реальности. Просоветское польское радио «Костюшко» назвало немецкие заявления пропагандой, а Совинформбюро выпустило материал под названием «Гнусные измышления немецко-фашистских палачей». Именно там впервые прозвучала версия, что пленных расстреляли нацисты. 

Как отреагировало польское правительство

Польское правительство в изгнании столкнулось с очень сложной ситуацией. Поляки, как живущие на оккупированных территориях или на Западе, так и служащие в сформированной СССР Польской Армии, были шокированы. От СССР потребовали немедленных объяснений. Было предложено дать разрешение Международному Красному Кресту провести независимое расследование. 

15 апреля 1943 года Уинстон Черчилль вызвал премьер-министра польского правительства Владислава Сикорского на совещание. Он заявил, что не сомневается в советской вине — но потребовал не поднимать эту тему до тех пор, пока Красная Армия не освободит Польшу. 

Вскоре польский министр обороны выпустил коммюнике, в котором заявил, что польские офицеры были вывезены из советских лагерей еще до начала войны и до сих пор никакой информации об их судьбе польским правительством получено не было. Он отметил, что не сомневается в лживости нацистских заявлений — но предложил Красному Кресту провести независимое расследование. 

В ответ Сталин запретил Красному Кресту делать что бы то ни было на советской территории и принял решение разорвать связи с польским правительством в изгнании. 19 апреля началась пропагандистская атака на польское правительство — была выпущена статья в «Правде» под заголовком «Гитлеровские польские коллаборационисты». В нем польское правительство обвинялось в служении нацистам, виновным в Катынском расстреле. 

К каким выводам пришло советское «расследование»

Красная Армия освободила Смоленск 25 сентября 1943 года. Уже 13 января 1944 года была создана «Специальная комиссия по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу (близ Смоленска) военнопленных польских офицеров». Ее председателем стал нейрохирург и академик Николай Бурденко.

На заседании комиссии Бурденко сообщил, что провел сравнительный анализ черепов казненных немцами 200 советских граждан близ города Орла с казненными поляками в Смоленске — и этот анализ показал, что убийство было совершено нацистами. 

Впрочем, еще до организации спецкомиссии, в Катынь для «предварительного расследования» были посланы оперуполномоченные НКВД и НКГБ под руководством Меркулова и его заместителя. Их «предварительное расследование» заключалось в фабрикации документов с фальшивыми датами, которые помещали в одежду убитым, а также в подготовке показаний лжесвидетелей. Свидетелей набирали из коллаборационистов, приговоренных к смертной казни за сотрудничество с нацистами — поэтому они были очень сговорчивы. 

В дальнейшем комиссия находила подброшенные документы в одежде трупов, а также брала показания у «свидетелей». Виновными в расстреле были признаны нацисты. 

В будущем, на Нюрнберге, СССР попытался обвинить в расстреле Фридриха Аренса, обнаружившего могилы. Однако он был лишь лейтенантом и не мог отдать приказ о массовом расстреле военнопленных. Трибунал оправдал немецкого командира. 

Признание вины советской властью

Несмотря на десталинизацию и «развенчание культа личности», проведенные Хрущевым, советское руководство в 1950-х не было готово признать вину за произошедшее в Катыни. Причины этого достоверно неизвестны — однако существуют свидетельства, что у Хрущева на эту тему был разговор с первым секретарем польской Компартии Владиславом Гомулкой. 

Согласно этим свидетельствам — их достоверность подвергается сомнению — Хрущев предложил Гомулке официально признать Катынь еще одним преступлением Сталина. Тот в ответ заявил, что советский лидер не осознает эффекта, который подобное заявление окажет на граждан Польши. Результатом, по мнению Гомулки, могло бы стать полное свержение коммунистического режима. 

Так или иначе, в коммунистической Польше Катынский расстрел замалчивался вплоть до 1989 года, а вина за него возлагалась на нацистов. Однако определенная реабилитация все же произошла — в 1954 году, к примеру, всех поляков выпустили из лагерей. Также началась репатриация депортированных в Казахстан поляков обратно в Польшу. Эта политика помогла вернуться домой 245 тысячам польских граждан. 

Признание вины за Катынский расстрел произошло уже при Горбачеве. Его политика гласности позволила появиться совместной советско-польской комиссии историков «по трудным вопросам». В число таких вопросов входила и Катынь. 

В 1990 году президент ПНР Войцех Ярузельский поставил ультиматум советским властям — он отменил свой визит в Москву и потребовал выдать все документы, касающиеся Катыни. По словам соратника Горбачева и историка Александра Яковлева, о наличии этих документов Ярузельский узнал лично от Горбачева. Обнаружены они были в 1989 году. 

13 апреля 1990 года Горбачев передал Ярузельскому документы о судьбе военнопленных трех спецлагерей. В тот же день информагенство ТАСС сделало заявление, официально и окончательно признавшее вину НКВД за Катынский расстрел.

Ревизионизм среди российских историков

После падения СССР и публикации правительством Ельцина документов НКВД, касающихся Катынского расстрела, ревизионистские попытки оспорить вину советской власти в исторической науке прекратились. Основной массив ревизионистской литературы в тот период являлся непрофессиональной публицистикой в журналах или книгах. В науке такой тип публицистики называется историческим ревизионизмом — попыткой пересмотреть устоявшиеся концепции лженаучными методами.

В 2010-ых годах в российском научном сообществе произошла перемена. Некоторые историки начали публично высказываться в пользу советской версии событий, начали выдвигать конспирологические аргументы, касающиеся «подделки» документов о Катынском расстреле. Они не стеснялись прибегать и к демагогии, называя своих оппонентов «подельникам Геббельса», сторонниками «геббельсовской версии» и «геббельсовскими пропагандистами». 

В качестве аргумента «поддельности» документов НКВД используется, к примеру, вывод из независимой судебной экспертизы о том, что четвертая страница из записки Берии Сталину написана на другой пишущей машинке. Впрочем, это легко объясняется тем, что в последний момент в «тройку» вошел Леонид Баштаков — и страницу пришлось перепечатать. Более того, перепечатка производилась на машинке той же марки и серии, что и предыдущие листы. 

Также ревизионисты часто используют аргумент о том, что все захоронения находились на территории немецкой зоны оккупации. Однако захоронение около села Медное, найденное в 1991 году, находилось вне зоны оккупации — и даже само село Вермахт занял лишь на несколько дней. Все это время немцы были скованы тяжелейшими боями. 

Историк Александр Гурьянов считает, что внезапный бум ревизионистской литературы в официальной российской науке объясняется покровительством со стороны властей РФ. При этом официально правительство России не отзывало признание вины в Катынском расстреле. Но заявления Владимира Путина о «фальсификациях» в истории России стали спусковым крючком для подобного ревизионизма. 

Список документов:

1. РГАСПИ Ф. 17 оп. 166 дело 621 лист 130 — 133. Подлинник.
2. РГАСПИ Ф. 17 оп. 166 дело 621 лист 134 — 135. Подлинник.
3. Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Т. I. Книга I. M., 1995. С. 158–161
4. ЦА ФСБ РФ. Ф. 3. Оп. 7. Пор. 13. Лл. 46-47. Копия. «Органы...». С. 157–158.
5. ЦА ФСБ РФ. Ф.З. Оп.7. Пор. 14. Лл. 68-70. Копия. «Органы...». С.165—166.
6. Там же
7. Katyn... Тот 2. S. 97
8. Украинские списки предоставлены в Ukraiński ślad Katynia. Oprać. Z.Gajowniczek. W-wa, 1995. Аналогичные списки Белорусской ССР до сих пор не удалось найти.
9. РГВА. Ф. 3. Оп. 1.Д. 1. Л. 121-123. Подлинник. и РГВА. Ф.З. Оп. 1.Д.1.Лл. 145-153. Подлинник.
10. ЦА ФСБ РФ. Ф. 66. Оп. 1. Пор. 544. Лл. 252-257. Подлинник.
11. The Goebbels Diaries, 1942–1943, ed. and trans. Louis P. Lochner (New York, 1948; reprint, Westport, Conn., 1970), p. 318.
12. For Polish (Raczyn ́ski) and British (Churchill) memoranda on the Churchill-Sikorski conversation of 15 April 1943, see Kamin ́ski and Tebinka, Na Najwyzszym Szczeblu, no. 16, pp. 83 — 96. For a study of the attitudes of the British government and public opinion on Katyn in 1943, see P. M. H. Bell, John Bull and the Bear: British Public Opinion, Foreign Policy and the Soviet Union, 1941–1945 (London, 1990), chap. 4. For a historical survey and documents, see [British] Foreign and Commonwealth Office, Katyn: British Reactions to the Katyn Massacre, 1943 —2003 (London, 2003) (henceforth Katyn: British Reac-tions).