С 11 марта в суде Астаны проходит рассмотрение дела в отношении экс-министра нацэкономики РК Куандыка Бишимбаева. Чиновника подозревают в жестоком убийстве своей жены, Салтанат Нукеновой. Ее история широко обсуждалась в казахстанском обществе и стала мощным триггером для обсуждения проблемы бытового насилия. 

В прошлом месяце мажилисмены приняли новый законопроект по защите женщин и детей от насилия. Сейчас он ожидает рассмотрения в Сенате. На презентации документа детский омбудсмен Динара Закиева сообщила, что за 2023 год к ней поступило почти сто тысяч заявлений, связанных с домашним насилием. В том же году от него погибло не менее 69 женщин и семь детей

Многие из пострадавших боятся идти в полицию — при этом некоторые из них обращаются к общественникам. Мы поговорили с основательницей фонда «НеМолчиKZ» Диной Тансари о том, насколько эффективно законы, шелтеры, силовики и депутаты работают с темой бытового насилия в Казахстане. 

Об эффективности текущего законодательства

Про закон «О профилактике бытового насилия» мы уже неоднократно говорили. На мой взгляд, цель этого закона не защитить женщину, а защитить агрессора от уголовной ответственности. Какое бы преступление не совершил агрессор — в том числе изнасилования и домогательства в отношении соседки, знакомой, бывшей сожительницы и жены — закон прежде всего помогает [ему], поскольку добиться сколь-либо существенного наказания очень сложно. 

Не работает ни защитное предписание, ни повторные нарушения — невозможно привлечь к ответственности. В связи с этим женщины длительное время отказывались подавать заявления и продолжать противоборство с агрессорами, поскольку это абсолютно лишено смысла и ведет к уведению агрессора от уголовной ответственности. Вся система правосудия встает на сторону агрессора и добивается того, чтобы ему просто вынесли административное нарушение. Хотя содеянное им выглядит достаточно серьезно. 

К нам обратилась женщина из Тараза, которую муж обманным путем заставил сесть к нему в машину и увез в частный сектор. У него в машине была дочка восьмилетняя. В этом частном секторе он жену бил и душил. На ней была зимняя одежда, поэтому следов особо не осталось. Однако удушение было значительное, с повреждением связок и трахеи. Женщина не может разговаривать. В таком состоянии он ее бросил и уехал. Через полтора часа туда приехали его родители, потому что он им рассказал. Они и привели женщину в чувство.

Мужчина до сих пор находится на свободе. Женщина напугана и не верит, что ей кто-то поможет. Она боится заявление подавать, добиваться уголовной ответственности. Вот к чему привел этот закон. Женщин приучили, что наказание суровым не будет. Поэтому можно сказать, что у нас нет специализированного закона для жертв бытового насилия.

О том, что нужно менять в законах о насилии

У нас есть петиция 2021 года, где расписано все по пунктам, всего 18 пунктов. К сожалению, история повторилась с Салтанат Нукеновой. Таких девочек уже сотни были, когда их убили, потому что закон не помогал.

Криминализация должна быть сразу. Побил женщину — немедленно арестовать не менее чем на 30 дней. В дальнейшем, если он позволяет себе снова избивать, то должна наступать уголовная ответственность — самая малая от двух лет тюрьмы. Это будет абсолютно [адекватная] норма, при которой мужчины будут себя сдерживать. Даже женщины, которые привыкли бить детей. В цивилизованном обществе не должно обсуждаться, сколько раз тебя били. Для меня это ненормально, поскольку я видела страшные последствия побоев. Я знаю, как женщины болеют, теряют здоровье, как дети годами мочатся и не могут излечиться от своих страхов. Такие вещи недопустимы в государстве.

Нужно обязательное ужесточение ответственности за нарушения защитного предписания. Сейчас за это полагается 10 суток ареста, что очень мало. По сути положение не работает. Предлагают норму по отселению агрессора, но куда его будут отселять, где он будет располагаться, кто будет это контролировать? Я видела только отдельные части этого закона. Если криминализуют нарушение защитного предписания, то будет очень хорошо.

Конечно в чем-то я согласна с теми нормами, которые нам сейчас предлагают. Например, что из статей 106 «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью» и 107 «Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью» УК РК убирают ограничение свободы. 

Также квалифицирующим признаком стала зависимость от партнера, норма заработала с июля 2023 года. Это также является отягчающим обстоятельством, если женщина состоит в заведомо зависимых отношениях. Зависимость, опять же, очень сложно доказать. Например, бывшую жену уже не назовешь субъектом зависимых отношений. То же можно сказать о бывших подругах и любовницах, по закону они все подпадают под категорию бывших жен. Если парень с девушкой просто встречались, даже не сожительствуя, то автоматически она попадает в категорию бывших жен, и если он ее преследует, то его действия подпадают под закон о семейно-бытовом насилии КоАП. Эту норму нужно правильно расшифровать и посмотреть, как она будет действовать на бывших жен.

По статьям УК РК 106, 107 и 110 мы предлагаем норму, чтобы был немедленный арест. Я считаю, что должен быть немедленный арест для агрессора по любым нормам. Если человек избивает жену, а его через три часа отпускают из участка, то это означает, что человек, вполне возможно, вернется и изобьет ее повторно, либо убьет.

У нас был кейс в Атырау, где девушка не могла добиться от полиции никакой помощи. Она неоднократно звонила и просила помочь, потому что знакомый мужчина ее преследовал, избивал, увозил и насиловал. Однако полиция ничего не делала. Потом его один раз арестовали на сутки и продержали в ИВС. Утром он вышел, зашел домой, взял молоток, разбил окна и ударил [девушку] несколько раз по голове. После этого зашел в ванную и повесился. Главное, что полиция не подумала, что этот человек может женщину изувечить. В итоге она получила тяжкий вред здоровью. Все было сделано в присутствии детей. Полицейских осудили, они получили от 2 до 4 лет лишения свободы. Это было в 2021 году.

За сутки, за пять суток ареста ничего не произойдет, человек не изменится. Нужно закрывать на 30 дней, чтобы он успокоился, остепенился и понял, что пострадают его работа, отношения с кем-то и он сам. Агрессоры будут думать, прежде чем поднимать руку. Мера убережет многих от тяжких последствий, потому что сейчас статистика показывает, что очень много тяжких преступлений совершают в семейно-бытовой сфере.

Обязательно нужно признавать потерпевшими от насилия детей в зоне конфликта. Психика ребенка очень страдает. У нас психологическое насилие не оценивается как ущерб здоровью в общем смысле. Психологическое насилие влияет на все факторы жизни: на физическое и ментальное здоровье.

Тем, что принимают новые законы, я в принципе довольна. Например, [хорошо], что убрали [повторное] примирение сторон — можно только один раз примириться. Ужесточили статьи 106 и 107 УК РК. Сейчас рассматривают закон о сталкинге, но пока как норму для КоАП. Нет закона о психологическом насилии, экономическом насилии и религиозном насилии, как мы уже поднимали эту тему в 2020 году.

Мне не нравятся популистские нормы, которые предлагают в отношении педофилов. Речь про пожизненное заключение. Хорошо, вы примете норму, а как мы будем доказывать, что он педофил? Мы сейчас не можем посадить на 20 лет человека, потому что у нас недостаточно доказательств. Доказательства должны быть такими: ребенок должен сообщить, что его изнасиловали. Только так преступника можно поймать по горячим следам. Если это было хоть 20 лет назад, хоть пять дней тому назад, мы не можем это доказать. Речь об оральных изнасилованиях или развратных действиях, где нет явных свидетельств повреждения тела.

В ряде случаев полиция не берет смывы, не проводит экспертизы. Просят прийти через 1-2 дня, а здесь нужно по горячим следам раскрывать, с подозреваемого брать смывы и ДНК. У нас этого не делают. Также не учитываются психологические экспертизы, когда подтверждено, что ребенок не лжет. Однако в правоохранительных органах считают такие экспертизы косвенным доказательством. Пока нет четких ориентиров, кто такой педофил, мы не сможем доказывать.

О шелтерах в Казахстане

На сегодняшний день у нас существует 46 кризисных центров, из них 14 находятся в районах, а 32 — в городской местности. Основная доля в Астане, Алматы, Шымкенте и других крупных городах. С 2017 по 2022 год выделили 4,5 миллиарда тенге на финансирование этих центров. С 2022 года финансирование центров осуществляют только за счет местных бюджетов.

В 2023 году на эти цели выделили 2,3 миллиарда тенге. Теперь посмотрите на количество женщин, которые прошли через кризисные центры. С 2017 по 2022 годы это 14 тысяч женщин и детей. В 2023 году это уже 2472 человека, из них 1657 детей и 815 женщин. На такое количество женщин выделили какие-то запредельно огромные суммы.

Мы выделяем значительные суммы на то, что уже случилось и что уже нельзя восстановить. Это относится к профилактике, хотя это далеко не профилактика. Это помощь после случившегося насилия. Я считаю, что это самая неэффективная работа государства — буквально разбазаривание. Например, фонд «НеМолчиKZ» за 7 лет работы проконсультировал 35 тысяч женщин. У нас за год в среднем в суд доходит от 1 тысячи до 2 тысяч административных дел. Три приговора по уголовным делам за 7 лет.

Проблема в том, что нам очень важно проводить правовую работу, просвещать этих женщин, объяснять их права, обучать, давать им правовую поддержку в первую очередь. Как таковой работы психологов и юристов мы не видели. После возвращения женщин из кризисного центра они обращаются к нам, чтобы довести дело до судебного решения.

Чтобы сократить сам уровень насилия над женщинами, нужны не кризисные центры, а центры реагирования — юридические центры бесплатной правовой помощи, куда женщина может прийти. На эти 2,3 миллиарда тенге мы могли бы нанять адвокатов и добиться решения проблем с жильем, алиментами, разводом, определением детей в детские сады и трудоустройством.

О депутатах и правах человека в Казахстане

Показательно то, что преступления стали гораздо жестче, намного страшнее. Мы очень сильно опоздали с применением каких-то суровых мер и пострадали от недоработок властей. В первую очередь страдают женщины и дети. Эти традиционные ценности мы видели на обсуждении в парламенте. Вот сидит депутат и обывательски рассуждает, что у женщин длинный язык, а по факту это защитник наших прав. Если бы наши депутаты, как правозащитники, рассматривали каждую проблему с точки зрения прав человека, закона и Конституции, а не с точки зрения обывателя, тогда бы было больше пользы от депутатов. Заинтересованных помочь депутатов единицы, а большинство из парламентариев совершенно неграмотны в правовом плане. 

Много лет человек в Казахстане не был ценностью, поэтому законы принимались не с точки зрения человеколюбия, а с точки зрения экономики и других государственных процессов.

Я знаю, что сейчас МВД РК по поручению президента разработало концептуальный план общественной безопасности 2024-2028 годы. Концепция направлена на то, чтобы человек стоял на первом месте. Я сильно удивилась, что ее составляли в МВД. Где-то есть расплывчатые формулировки, но тем не менее существует некий позитив в этом. Нацелена [концепция] на искоренение преступности. Власти в принципе осознают высокий уровень насилия над женщинами и детьми в стране. Мы требовали признать этот показатель в 2021 году в петиции. 

О зависимости от насильников

[Зависимость бывает] не только экономическая, но и психологическая. Даже школьный буллинг взять [в качестве примера]. Обычный учитель и ребенок, у последнего есть зависимость от педагога. Если педагогу не нравится что-то в ребенке, он будет его буллить на глазах у всего класса. Ребенок будет молчать, потому что у него есть зависимость. Педагог может испортить оценки, настроить весь класс, родителей и других учителей против ребенка. Ребенок рано понимает, что он находится в зависимом положении от педагога. 

Тем более дети, которые живут с агрессором, насильником, педофилом, а тем более женщины, подвергающиеся систематическому насилию. Они будут понимать свое зависимое положение. Особенно, когда на руках дети. Агрессор может забрать детей, а потом их не вернуть. Агрессор может пользоваться своими правами, чтобы выгнать из квартиры и не впускать мать.

О полиции 

Насчет полиции могу сказать так. Наша жизнь разделилась на «до Қаңтара» и «после Қаңтара». Произошло очень серьезное изменение сознания, мы не можем его констатировать и невозможно измерить научными методиками. Могу четко сказать, что до Қаңтара мы куда-то шли, мы добились каких-то изменений и положительной статистики. Мы верили, что идет какая-то положительная динамика. 

После Қаңтара пошло стремительное разрушение всего того, что было наработано. Как это произошло, я не понимаю. Но разрушалось это, в том числе, полицией. Они, по-видимому, прошли какую-то точку невозврата, как и вся страна. Агрессия выплеснулась во всей красе и ее никто не сдерживал. Людям разрешили стрелять на поражение, пытать, нарушать законы массово. Это и есть точка невозврата.

Не знаю, сколько времени должно пройти, чтобы мы начали гуманно относиться друг к другу. И что для этого будут делать власти, в том числе по отношению к женщинам и людям, которые пережили преступления. Очень много невиновных сидят в тюрьмах, политических [заключенных]. Эту ситуацию изменить будет очень сложно.

О позитивных трендах в борьбе с насилием

Их очень много и я рада этому. Во-первых, не просто полиция, не просто правительство, не просто президент, а общество признало, что насилие есть и его очень много. Не только общественники, правозащитники и СМИ, а общество должно понять, что насилие влияет на все стороны жизни. И это та сторона жизни, о которой мы долго молчали и это важно остановить. Сейчас это не проблема какой-то отдельно взятой семьи или человека, это проблема общества.

Колоссальный прорыв Казахстана в том, что мы открыли глаза и увидели жизнь в стране, где существует чудовищный уровень насилия над женщинами, детьми, животными, экологией. Я считаю, что мы прозрели — Казахстан открыл глаза и понял, что так дальше продолжаться не может. Прорывом стало, что общественность перестала молчать. За последние годы сняли минимум семь фильмов о насилии над женщинами, очень прогрессивных и сильных картин. После просмотра этих фильмов общество не смолкает. 

Я рада, что открылось множество гендерно-ориентированных изданий, в том числе ваше. Это тоже большой прорыв, потому что в 2016 году я чувствовала себя оплеванной. Меня спрашивали: кому интересно кто и как тебя насиловал. Зачем ты нам всем это рассказываешь? У меня же не было цели просто рассказать всем, что меня насиловали, была цель остановить насилие. Однако люди этого не понимали и то же самое говорили многим нашим подзащитным.

Для меня стало прорывом, что на уроках в школах об этом говорят. Раньше это было невозможно даже обсуждать. Нельзя было подумать, что какая-то учительница может [открыто] сказать, что она пострадала от бытового насилия. Сейчас это нормально. Ее никто не осуждает, а даже если осуждает, то осуждающего тоже осудят.

Мы, народ, достучались до депутатов и президента, и они начали принимать эти законы. Раньше они молчали про эту тему, а теперь говорят. Это заслуга общественности, того, что женщины перестали молчать. Колоссальный успех Казахстана на фоне других стран, где мы тоже работаем. На фоне Грузии, Узбекистана, Таджикистана и Кыргызстана Казахстан громко не молчит о насилии.