Семьдесят семь лет назад, 20 ноября 1945 года, начался Международный Военный Трибунал в Нюрнберге. Несмотря на все страдания, которые нацисты принесли в страны Европы, страны-победительницы хотели избежать простой мести — и тем самым показать превосходство своих систем над побежденным нацизмом. 

Организовать подобный суд оказалось непросто: мешали как собственные преступления союзных войск, так и отсутствие прошлого опыта международных трибуналов. Но несмотря на все проблемы, Нюрнбергский процесс вошел в историю и стал фундаментом для современного международного законодательства. 

Рассказываем о принципах, на которых он строился.

При создании статьи использовалась книга историка Кима Кристиана Примеля The Nuremberg Trials and German Divergence. 

Кто и где судил нацистов

В 1943 году, в самый разгар боевых действий, США, СССР и Великобритания подписали Московскую декларацию. Согласно этому документу, рядовых нацистов должны были судить «в тех странах, в которых они совершали свои гнусные преступления». При этом оговаривалось, что преступления отдельных личностей «не имеют географической привязки» и их страны-победительницы будут судить вместе. Выработка принципов для суда над ними началась в 1945 году. 

Перед Союзниками стояла сложная задача. С одной стороны, нужно было определить, насколько простые немцы виноваты в случившемся, и что вообще с ними делать. 

Мы не настолько бесчестны, чтобы приписывать конкретные преступления отдельных личностей всему германскому народу. Однако нам необходимо подавить традиционный германский дух, который, вполне возможно, может вновь принести разрушение в тихие дома мирных людей, — писал об этом редактор американского журнала Foreign Affairs Гамильтон Армстронг. 

С другой стороны, Союзники хотели любой ценой избежать представления о Нюрнберге как о «суде победителей», организованном исключительно во имя мести. Судьи старались организовать честные и объективные процессы, избежать несправедливого осуждения невинных. Им казалось, что именно справедливые суды покажут их превосходство над потерпевшими поражение идеями нацизма. 

Мы предлагаем наказать те действия, которые считались преступными со времен Каина и были вписаны в любое цивилизованное законодательство, — говорил Роберт Джексон, обвинитель со стороны США. 

Джексон в августе 1945 года приехал в Лондон, наравне с представителями других стран-победительниц (СССР, Великобритания и Франция), чтобы заложить юридические основы для будущего Международного трибунала. 

Довольно быстро Союзники столкнулись с проблемой — собственными «скелетами в шкафах». 

Советский Союз, незаконно аннексировавший в 1939 году восточные территории Польши и страны Балтии, требовал подчеркнуть в документе, что преследованию могли подвергаться только преступления Германии. Английский представитель, помнивший про Британские планы по вторжению в Норвегию, отчасти поддержал эти требования. 

Американский представитель изначально воспротивился, настаивая, что «будет несправедливо считать действие преступлением, только если его совершили члены Оси» (название союза Германии, Италии и Японии). Вскоре ему пришлось вспомнить о расовой дискриминации, имевшей место в США — и в итоге американцы также поддержали идею судить «только представителей Оси». Джексон при этом честно признался, что одной из причин такого решения стали «некоторые печальные обстоятельства в нашей собственной стране, в ходе которых к меньшинствам относятся несправедливо». 

Страны-победительницы неоднократно пытались использовать Нюрнбергский процесс для продвижения выгодных себе нарративов. Французы старались поменьше говорить о своих коллаборантах, а Советский Союз — обвинить нацистов в совершенном советскими солдатами Катынском расстреле. 

Несмотря на эти проблемы, Нюрнбергский процесс вошел в историю и заложил основы международного права на многие десятилетия вперед. Идеи, лежащие в его основе, были кодифицированы в 1950 году по поручению Генеральной Ассамблеи ООН — и превратились в «Нюрнбергские принципы», ставшие первой попыткой обобщить международное законодательство. Современные органы, такие как Международный уголовный суд, руководствуются в своей практике схожими принципами. 

Четыре великие державы, воодушевленные победой и травмированные увечьями, останавливающие руку возмездия, чтобы добровольно передать врагов на справедливый суд — это одно из самых значительных подношений, которые Власть когда либо делала в пользу Разума, — говорил Роберт Джексон про суд. 

«Нюрнбергским» называют главный процесс над крупнейшими деятелями Третьего Рейха, начавшийся 20 ноября 1945 года. Однако множество важных функционеров предстали перед следующими процессами. Рядовых преступников судили местные суды, которые победители довольно быстро отдали на откуп самим немцам. 

Какие категории немецких граждан подлежали преследованию 

Третий Рейх был тоталитарным государством, охватывавшим все сферы жизни своих граждан. Более 10% его граждан — 8,5 миллионов человек — состояли в НСДАП (национал-социалистической партии). Еще больше людей были аффилированы с государственными организациями, такими как Лига немецких женщин, Гитлерюгенд и Германский рабочий фронт. В общей сложности практически 45 миллионов человек из 66-миллионного послевоенного населения были так или иначе связаны с государством. 

Это осложняло любые усилия по денафицикации Германии и постоянно создавало странные конфузы. Французы в своей зоне оккупации приняли решение уволить всех аффилированных с нацистами учителей: предполагалось, что они могут представлять угрозу. Работы лишились три четверти представителей этой профессии. Школы попросту перестали работать. Французам пришлось вернуть преподавателей назад, — пусть и под наблюдением. 

С самого начала процесса Союзники хотели ввести отдельное наказание за сам факт членства в определенных немецких организациях. По факту это была коллективная вина — но очень ограниченная, ни в коем случае не затрагивающая всех немцев. 

В итоге преступным было объявлено членство в СС, Гестапо и СД — а также принадлежность к руководству НСДАП. Особые оговорки при этом освобождали низших чиновников и различные группы (например, военные оркестры СС) от преследования по такому принципу. В целом судьи отвергли идею коллективной вины. 

На основном Нюрнбергском процессе рассматривали дела 24 главных функционеров Третьего Рейха. Список специально составлялся таким образом, чтобы устроить показательный процесс. В него в том числе попали: 

• • губернатор оккупированной Польши Ганс Франк; 
  • адмирал Карл Дениц; 
  • пропагандист Юлиус Штрейхер; 
  • министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп; 
  • глава немецкого генштаба Вильгельм Кейтель и крупный промышленник Густав Крупп. 

Половину обвиняемых, в итоге, приговорили к смертной казни. 

Троих участников освободили от ответственности. Это были экономист Ялмар Шахт — помог нацистам организовать экономику, но в дальнейшем выступал против них; экс-канцлер Франц фон Папен, который помог Гитлеру прийти к власти и пропагандист Ганс Фриче, работавший вместе с Геббельсом. В будущем их осудят на «низовом» уровне. 

Также в Нюрнберге были организованы процессы поменьше. На них рассматривались дела врачей, причастных к насильственной эвтаназии и экспериментам; юристов, писавших расовые законы; офицеров "‎эскадронов смерти«‎, истреблявших мирных жителей и ведущих министров с генералами.

Отдельные процессы состоялись и по делам крупных менеджеров ведущих немецких концернов: химического IG Farben, военного AG Krupp, а также различных компаний, принадлежавших Фридриху Флику. Что интересно, Флика доосрочно освободили уже в 1950 году — и он быстро восстановил свою промышленную империю, став одним из самых богатых людей в мире. Свою вину в использовании на фабриках принудительного труда он так никогда и не признал. 

Также процессы организовали и над руководящим составом крупных концлагерей, таких как Освенцим, Собибор, Майданек и Треблинка. Некоторые из них проводились на территории пострадавших от нацистов стран. Функционеров Освенцима, к примеру, судил Верховный национальный трибунал Польши. 

В самой Германии процессы над рядовыми преступниками были частью программы денацификации, проводимой странами-победительницами. По этой программе население делилось на пять основных категорий: 

• • Главные преступники — наказание вплоть до смертной казни.
  • Преступники — наказание вплоть до 10 лет тюрьмы или принудительных работ.
  • Меньшие преступники — наблюдение и ограничение различных прав.
  • Последователи —штраф и ограничение различных прав.
  • Невиновные — никаких наказаний.

Однако вскоре выяснилось, что суды не могли обработать такое огромное количество дел. В западных зонах оккупации это привело к различным «оптимизациям». К примеру, родившиеся после 1919 года члены НСДАП были освобождены от наказания (за исключением серьезных преступлений), поскольку им с детства «промывали мозги». Уже к 1947 году большая часть процессов по денацификации перешла руководству Западной Германии. 

В советской зоне оккупации преследование нацистов было более жестким, однако и там были свои «дыры». Например, наказания могли избежать те, кто сотрудничал с советским правительством.

Вскоре началась Холодная война. США и Великобритания считали СССР куда более важной угрозой по сравнению с побежденными нацистами — и хотели иметь на своей стороне экономически развитую и лояльную Западную Германию. Поэтому они не стали протестовать, когда в 1951 году ее правительство свернуло программу денацификации. 

Первый канцлер ФРГ Конрад Аденауэр считал денацификацию неэффективной: он был сторонником постепенной интеграции бывших нацистов в систему новой республики. 

Тем не менее, многие судебные процессы продолжались вплоть до 60-х и 70-х годов: правительство Западной Германии старалось наказывать военных преступников. Суд над функционерами концлагеря Майданек продолжался вплоть до 1981 года — около 30 лет. 

Какие обвинения предъявляли нацистам и как происходила защита

Обвинения на самом главном процессе (и на всех последующих) предъявлялись по четырем основным статьям: 

• • Участие в заговоре с целью совершения преступления против мира. 
  • Планирование, инициирование и ведение агрессивной войны.
  • Участие в военных преступлениях.
  • Преступления против человечества (т.е. преследование гражданского населения).

Отдельно подчеркивалось, что рассматриваются дела «только в юрисдикции Трибунала», то есть Союзников за аналогичные преступления (если таковые нашлись бы) привлечь было нельзя. 

Действия от лица государства и исполнение приказов руководства не считались оправданием на Трибунале, только смягчающим обстоятельством в некоторых случаях. Но преступления большинства осужденных на основном процессе были настолько значительны, что, по мнению судей, необходимость подчиняться приказам просто не могла их смягчить.

У подсудимых были адвокаты. Союзники позволили осужденным самим выбрать себе защитников из числа немецких юристов. Они использовали четыре основных варианта аргументации: 

• • Нельзя судить людей «задним числом» за нарушение законов, не существовавших на момент совершения поступка.
  • Нельзя судить руководителей суверенного государства за действия, совершенные внутри их собственных территорий.
  • Нельзя судить исполнителей за действия, совершенные по приказу вышестоящего руководства.
  • Нельзя судить только немцев за те поступки, которые совершали в том числе их оппоненты.

Осужденные также старались исправить свой имидж в глазах судей. Один из создателей Гитлерюгенда, Бальдур Ширах, заявлял, что его организация была «инструментом международного сотрудничества». А президент Рейхсбанка Вальтер Функ, скупавший украденные у жертв Холокоста ценности, называл себя «чувствительным, доброжелательным энтузиастом всего, созданного Творением». Адвокат автора «расовой теории» Альфреда Розенберга вообще настаивал на «исключительно теоретическом антисемитизме» своего подзащитного — и объяснял, что его клиент всегда предпочитал «рыцарское решение» еврейского вопроса.

Нацисты также не стеснялись использовать образ умершего к тому времени Гитлера для своей защиты. За время процесса фюрера упомянули 12 тысяч раз. В их рассказах он превращался в практически божественную фигуру, чьи убеждения были непреклонны, решения неоспоримы, а харизма — непреодолима. Один из адвокатов, защищавший Ялмара Шахта, даже назвал Гитлера Мефистофелем немецкого народа (демон-искуситель из произведения немецкого писателя Гете). 

Банально ли зло

В 1963 году философ Ханна Арендт написала свою знаменитую книгу, озаглавленную «Банальность зла: Эйхман в Иерусалиме». Она посвящена судебному процессу над «архитектором Холокоста» Адольфом Эйхманом — чиновником, отвечавшим за преследование, депортацию и «окончательное решение» еврейского вопроса. 

После окончания войны Эйхман сумел сбежать в Аргентину и скрывался там почти 20 лет. В итоге его нашли спецслужбы Израиля, похитили и вывезли в Иерусалим для суда.

Арендт присутствовала на процессе в качестве корреспондентки — и отмечала, насколько во всех отношениях «обычным», по ее мнению, был обвиняемый. 

Полдюжины психиатров признали его «нормальным». «Во всяком случае, куда более нормальным, чем был я после того, как с ним побеседовал!» — воскликнул один из них, а другой нашел, что его психологический склад в целом, его отношение к жене и детям, матери и отцу, братьям, сестрам, друзьям «не просто нормально: хорошо бы все так к ним относились», — писала Арендт. 

По ее мнению, Эйхман, пусть и склонный к антисемитизму, не показывал никакой «безумной ненависти к евреям» или «фанатичной антисемитской индоктринации». Он в целом не был горячим идеалистом каких-то конкретных взглядов — зато постоянно использовал в своей речи канцелярит и витеиватые эфемизмы. 

Используя Эйхмана в качестве примера, Арендт сформулировала идею «банальности зла». Она отмечала, что «архитектор Холокоста» был абсолютно обычным человеком: «серым» бюрократом, ставившим рост по карьерной лестнице выше любой идеологии. При этом Арендт не отрицала, что совершенные Эйхманом поступки являются преступлениями — и даже настаивала, что он все равно заслуживает смертной казни. 

Ее книга подняла большую волну обсуждений. Критики чаще всего обращали внимание на ошибки, которые Арендт, по их мнению, допустила в оценке личности Эйхмана. Они приводили в пример записи разговоров с ним во время допросов — обращая внимание на то, что сам Эйхман отмечал в себе дуализм «осторожного бюрократа» и «фанатичного нацистского воина, сражающегося за свободу в крови, принадлежащую ему по праву рождения». 

Впрочем, Арендт отчасти предвосхитила эту критику: ее книга была не только про самого Эйхмана. Внимание она уделила и природе тоталитарного режима, функционирование которого обеспечивали тысячи самых обычных немцев. Арендт заявила, что нельзя не заметить «поразительный дефицит» историй о гражданском героизме жителей Германии — необычный в сравнении даже с немецкими союзниками или оккупированными ими территориями. 

В качестве одного из объяснений философ привела воспоминания немецкого военного врача, жаловавшегося на то, что тоталитарный режим отнимает у людей возможность на «мученическую и благородную смерть»: несогласные просто тихо и незаметно исчезают. Врач использовал это в качестве оправдания — настаивал, что такое исчезновение делало жертвы «бессмысленными практически». Ханна Арендт была с ним несогласна. 

С политической точки зрения, в условиях террора большинство примут правила игры. Но найдутся те, кто этого не сделает. <...> Чтобы эта планета оставалась подходящим для человека местом, ничего больше и не требуется, ничего больше и не пожелаешь, — писала она в своей книге.